dimagubin

Текст, который ниже, я затеял писать для "Делового Петербурга", когда в очередной раз в фейсбучной группе "Журфаковцы" (или как там она называется, лень заглядывать, я сдуру подписался, отписываться тоже лень) кто-то разлил очередной кисель на тему "какое прекрасное время было, когда мы там учились!" Ну, и далее по списку - ах, какой прекрасный был декан Засурский! Ах, спасибо за знания!

Говно был московский журфак. Там не было самого примитивного аналога creative writing school, то есть писать там не учили совершенно. Интервью брать не учили. Не учили элементарнейшим профессиональным вещам. А декан Засурский, с гордостью бормотавший, что университет это не ПТУ, чтобы ремеслам учить, годился лишь как средство от мух. Они дохли от скуки на его лекциях практически сразу. Его учебник "Американская литература ХХ века" ("писатель-дегенерат Джон Дос Пассос", плюс хвалы  американскому социалистическому сухарю, в котором даже имена и названия взаимозаменяемы, потому что неважно, написал Эптон Синклер "Джимми Хиггинса" или же Джимми Хиггинс написал "Эптона Синклера", это все сон про рабочий класс, которому снится рабочий класс) - пустейшая книга, не стоящая даже плевка. Меня этот Засурский как-то раз за распитие алкоголя выселил на семестр из общаги на улицу. Распитие состояло в том, что в общажную комнату, когда мы все были на лекциях, ввалился комсомольский оперативный отряд и устроил шмон. На антресолях нашли пару бутылок из-под водки. Я на водку денег не тратил, предпочитая вино, и про бутылки эти не имел ни малейшего представления. Однако - выселили. Я к журфаку относился единственно возможным образом: как карманник к в трамвае относится к чужому пальто. Схвати кошелек потолще (скажем, лекции по античности Кучборской или семинар социолога Грушина) - и прочь. Споры в московских пивных, а также не имевшие никакого отношения к журфаку Валерий Аграновский и Давид Самойлов дали мне профессионально куда больше, чем журфак с его инвалидной кафедрой "тыр-пыр", "теории и практики партийной советской печати". Каково же было мое изумление, когда в фейсбучной группе я прочитал панегирик Евгению Прохорову с его учебником "Введением в теорию журналистики". Прохоров, если кратко, был густопсовым совком, залившим в опалубку своей книжонки триста страниц образцового железобетона, состоящего из  терминов типа "волюативность и номинативность", не имевшего никакого отношения к журналистике, но зато имевшего к прохоровским доходам. И нас все эти "релевантности и адекватности" заставляли зазубривать наизусть, как и насквозь лживую историю КПСС. При том, что курса истории на журфаке и в помине не было - и, кажется, нет и сейчас. Но не удивлюсь, если ничтожнейший, фальшивый учебник Прохорова по-прежнему там в ходу.

Я и правда не понимаю, что заставляет людей пускать розовые слюни, вспоминая жизнь в совке. У нас была говённая эпоха, - тут из доказательств достаточно одного запаха.

Ок, ладно, - вот обещанный текст

Аллергия на лучший в мире пломбир

Когда я в очередной раз слышу про «лучший в мире советский пломбир», то уже не реагирую. Я детство провел за границей, там было мороженое в рожках на три шарика, я выбирал: скажем, фисташковое, банановое, шоколадное. После этого тающий липкий кирпичик советского пломбира в двух сопливых вафельках в сознание не заходил. Лучшее в мире. Угу. Что там еще по списку лучшего? Лучшее в мире бесплатное образование? Когда я на первом курсе МГУ зашел в научную библиотеку и спросил, что почитать из Фрейда и Шопенгауэра, мне ответили, что эти книги разрешено выдавать не раньше четвертого курса, и то – по письму научного руководителя... Увы: мой университет не был лучшим в мире университетом, а библиотека не была лучшей в мире библиотекой.

Я понимаю, откуда у идеализации советского прошлого растут ноги, но эта идеализация отнюдь не безобидна. Это попытка на фоне личного заката – когда уже совсем рядом старость, край жизни, смерть – показать и доказать, что ты не напрасно жил, а тех доказательств, что под рукой, недостает. Недостает сложившейся жизни, которой можно гордиться – или успешной, развитой, уважаемой всеми в мире страны. И ты отчаянно вцепляешься в спину прошлого, как Иван-царевич – в спину серого волка, как Иванушка-дурачок – в спину конька-горбунка: лишь бы спасли! Плевать, что под тобою волк, который схрумкал в ГУЛАГе гору внучек и бабушек.

Почему я эти умиления по поводу прошлого считаю довольно опасными? Да потому, что они оправдывают то, чего следует стыдиться. «Особый» путь, - будь он хоть русский, хоть турецкий, - обычно означает всего лишь оторванность от передовых стран, да еще с яростным желанием доказать, что они никакие не передовые. Поэтому из особого пломбира неизбежно вытекает и особая духовность, славная тем, что подразумевает тюремный срок за свободное слово.

Умиление прошлым – одна из причин, что «особые» страны век за веком ходят по одному и тому же кругу. Бродский был травим точно так же, как перед тем травили Солженицына, и как сейчас травят Алексиевич. На дне этой круговой колеи – несостоявшиеся судьбы, а за рулем едущей по колее машины – те, кто смертельно боятся потерять руль. И счастье для участников движения по кругу возможно лишь в воспоминаниях, но не в реальности. Это не только мое наблюдение. Вы же в лучшей в мире школе читали Некрасова, «Кому на Руси жить хорошо»? Так кому? Ни-ко-му. Ни крестьянам братьям Губиным, ни купчине толстопузому, ни царю. Пелевин то же самое выразил еще язвительнее, сказав, смысл русской цивилизации состоит в переработке солнечной энергии в народное горе.

Да, я настаиваю, что идиллизация и идеализация прошлого не безобидны. Идиллические воспоминания о советском лете в Крыму вылились в одобрение аншлюса Крыма. Конечно, прекрасный «Артек» снова наш, взвейтесь кострами! Однако рубль сложился вдвое, экономика катится вниз, у России в мире снова слава империи зла, в Крым не заходит ни один чужеземный корабль, не прилетает ни один иностранный самолет, а жителю не получить ни в одном европейском консульстве визы.
Но признать это означает сказать: «Мы, мое поколение и я лично совершили чудовищную ошибку. Мы виноваты. По этой причине мы хоть и не лишены права на коллективное воспоминание, но лишены права на коллективное умиление. Простите нас, если сможете».

Я понимаю, что коллективный запрет на умиление сейчас невозможен, поскольку означает и коллективную ответственность. Более того: чем хуже будут в настоящем идти дела, тем больше людей будут за прошлое цепляться. Но никто не мешает положить конец умилению в индивидуальном порядке.

В конце концов, белорусы в какой-то момент перестали, похоже, умиляться отеческой заботе батьки, колосящимся нивам, спеющей бульбе, вообще всему этому колхозу «Светлый путь» - и тем самым сформировали запрос на перемены.
Дав себе шанс выбраться из колеи.

Этот текст на днях вышел в "Деловом Петербурге", где меня попросили, как и всех авторов сделать прогноз на жизнь в России после коронавируса. Ниже перепощиваю полный вариант. Да, я снова сравниваю Россию с Германией: как в моей ситуации, ногой здесь, ногой там, не сравнивать?

БАБЫ НОВЫХ НАРОЖАЮТ

У меня нет прогнозов, как будет жить Россия по прошествии пандемии. Какие уж прогнозы, если и саму пандемию никто не мог вообразить.

У меня вместо прогнозов – надежды, покоящиеся на смеси удивления с негодованием. Что для надежд – не худший фундамент. А удивляло меня многое. Например, куда подевалось в кризис (ускакало зайкою в лес?) российское МЧС. Они там только лесными пожарами занимаются? А полевыми госпиталями и распределением продовольствия из чрезвычайных запасов? Нет? Жаль. Или еще: где все те российские научные институты, аналоги института Коха в Германии, чьи мнения во время пандемии должны определять поведения власти? В Швеции суждения эпидемиолога Тегнеля повлияли на жизнь всех шведов. В Германии абсолютно все слушают вирусолога Дростена (кстати, его блог на русском - здесь). Ах, Академия меднаук вошла в результате реформ в Академию наук, как Иона во чрево кита, где и была переварена?.. Снова жаль. Или, подхожу к главной личной печали: где в России защитники и наемных рабочих, и небольших частных бизнесов, всех этих барбершопов, кофеен, крафтовых пивоваров, - профсоюзы и профобъединения? Хоть огосударствленные, хоть якобы независимые шмаковские? Защитники всех тех, благодаря кому жизнь в бедной жестокой стране все же похожа на жизнь?

С такими горизонтальными связями связаны все мои надежды (заменяющие, повторяю, прогноз). Я вижу, как они действуют в Германии, где я теперь большей частью живу. В России самый популярный способ докричаться до власти – персональное видеообращение «О, Путин, внемли!». В Германии в таких случаях действуют объединения. Вот разрешили открыться большим цветочным магазинам: тем, что торгуют саженцами и рассадой. Немедленно выступили объединения «малышей», торгующих букетами: «У нас тоже гибнет товар, предлагаем такие-то условия!» Вот разрешили работать медицинским массажистам. Немедленно потребовал того же союз работников сексуальной индустрии (ну да: проституция в Германии легальна, и ее работницы уже получили материальную помощь от государства).

Плюсы объединений очевидны: вот почему в России все знают о независимом «Альянсе медиков», хотя власть всласть запугивала и чернила его. И вот почему на «Альянс» уповают врачи в критической ситуации (не к номинальному же профсоюзу обращаться – хотя такой наверняка существует).

Куда менее очевидно, как эти горизонтали образуются и на чем держатся. В Германии, например, я не всегда могу отделить союзы по интересам («ферайны», в два из которых в среднем записан каждый взрослый немец) от профсоюзов, «геверкшафтов». Ферайны даже важнее, мне кажется: это школа объединения. Один немец сказал мне: «Вообрази самое невообразимое хобби, и непременно найдешь ферайн». Я это не раз вспоминал. Когда в ботаническом саду в Мюнхене читал негодующее объявление, что запись в ферайн ирисоводов закрыта, так что членов ферайна гладиолусистов просят зря в дверь не стучать. Или когда на прогулке у реки наткнулся на ферайн любителей пастушьих собак, который, несмотря на коронавирус, празднует 100-летие… К слову: в 1970-х местность, где я живу, страдала от наводнений, в итоге реки обсыпали дамбами. Образовавшиеся карьеры заполнились водой, и там немедленно образовались рыболовные ферайны: зарыбили, обустроили, открыли биргартены… Это как – любительское объединение или уже профсоюз?

Я рисую эту картинку не чтобы дразнить. В России горизонтальные объединения выжгли и вытоптали – как при советской власти, которая преследовала что поклонников каратэ, что собирателей нэцкэ. Однако коронавирус скомпрометировал уничтожателей. Сегодня всем понятно, что к малому бизнесу и самозанятым нынешняя власть относится, как товарищ Сталин: бабы новых нарожают. Однако все понимают, что у товарища Сталина – дыхание Чейн-Стокса. А значит – грядет откат. Его следует не упустить именно ради создания горизонтальных социальных связей – и профессиональных в том числе. Союзы барбершопистов, баристов, барменов – и далее по алфавиту цивилизации – нужны для того, чтобы биться единым фронтом хоть по ставкам аренды, хоть по часам работы на улице Рубинштейна. И для того, чтобы устраивать эффектные публичные акции. И для того, чтобы проводить своих депутатов во власть.

У меня нет иллюзий: глоток свободы будет снова короток и судорожен. Но дышать лучше, чем не дышать. Навык горизонтальной кооперации для людей, которые теперь до смерти обречены открывать дверные ручки локтем – отличный социальный капитал.

Сгодится, в случае чего, и в эмиграции.

Свежий клип на последнюю в моем ЖЖ тему на моем ютьюб-канале. Подписывайтесь, и будет вам счастье первым!

Любопытный диалог по переписке у меня тут состоялся с однокурсником Димой Рогозиным. Обратите внимание на дату и время: это среднеевропейское, поскольку я в Германии. Зато теперь все могут знать, о чем думал глава "Роскосмоса" на 31-й минуте старта Crew Dragon SpaceX.

Позвольте, любезные интеллектуальные читатели, сегодняшнюю речь обнуленного Путина никакими прямыми комментариями не снабжать.

Позвольте вообще о другом.

В свое время я был одним из первых, кто прочитал "Памятные записки" Давида Самойлова: он дал их мне прочитать в Пярну. Затем я привез их в Ленинград, в журнал "Аврора", где тогда работал, - и они были в "Авроре" опубликованы. Я до сих пор помню их чуть не наизусть. Один из фрагментов - о начале войны и роли Сталина - кажется мне весьма примечательным. Вот он:

"В первые дни войны во главе государства оказался трусливый деспот. И я верю тем, кто писал о сумеречном состоянии его души: тревожно звенела пробка о графин, захлебываясь, булькала вода, когда человек, не пожалевший миллионов своих подданных, вдруг воззвал к «братьям и сестрам», к «друзьям» – он, не признававший ни родства, ни дружбы, – с мольбой о самоотверженности, когда почувствовал, что опасность грозит его шкуре.

Если бы можно было позлорадствовать, то это был момент самого глубокого унижения Сталина. И это публичное унижение он не простил народу.

Осенью и летом 1941 года Сталина спас идеализм русской нации, инстинктом постигшей, что ей грозит позор и разор.

Солдаты сорок первого года, спасая Родину, спасали Сталина. И он отомстил им за это спасение, объявив предателями тех, кто был предан и отдан в пленение, кто не пустил последнюю пулю в висок, кто скитался по лесам и топям Белоруссии и уходил в партизаны.

Он, не решившийся пустить в себя пулю в дни своего позора и унижения, погнал в лагеря и долго расправлялся с теми, кто уцелел, спасая его.

Создатель догматического учения, сам он не был догматиком. И потому обратился к русскому патриотическому сознанию: к чему и к кому еще он мог обратиться – к деревне, помнившей 30-е годы, к людям гражданской войны, уничтоженным в 37-м?

В конце 1941 года он почувствовал мощь нации, несломленность ее духа, взбодрился, собрался и стал приписывать себе победы, и снова стал несгибаем, велик, тверд, напряг волю и сделался хозяином положения – Верховный Главнокомандующий, Генералиссимус всех войск.

– Ему больше всего нравилось быть военным, – как-то сказала мне его дочь.

Он обращался к «внукам Суворова» и «детям Чапаева», к русской военной традиции. Приобщаясь к военной славе, он хотел быть русским генералом, Иваном Виссарионовичем, и пил за русский народ в день Победы, одновременно карая его и заискивая перед ним.

Как наивны наши славные генералы (и как предусмотрительны бесславные!), приписывая организацию победы Сталину.
Военную победу над Гитлером мог бы одержать и Жуков.

Люди одного варианта, мы не думаем о том, что могли бы победить без Сталина, может быть, меньшей кровью, с лучшим устройством послевоенной Европы".

Два коротких замечания. Светлана Аллилуева заслуживает доверия в качестве свидетеля. Как говаривал, хватанув рюмочку-другую-пятую, Самойлов, - "слушай меня, Димка! Я спал с дочерями двух генералов и одного генералиссимуса!"

Второе. Сейчас действительно - по масштабу и по абрису - идет война. Но в предыдущую войну в Германии нашелся хотя бы Хеннинг фон Тресков, которым до сих пор, как щитом, прикрываются немцы, когда им задаешь вопрос: "Как могли вы допустить, что это ничтожество Гитлер захватил власть над всеми вами?!"

Фон Тресков был казнен, но он до сих пор он служит немцам и утешением, и (само)оправданием, поскольку у них, понятно, до сих пор нацистская травма.

Новогодней ёлки в отечественном смысле слова у меня уже который год нет. У меня в Баварии который год - Tannenbaum: пушистая, почти необлетающая пихта Нормана, купленная между первым и вторым Адвентом. Дерево Рождества. В русской ёлке Рождество тоже есть, как есть и Бавария, откуда, собственно, в XIX веке ёлка-танненбаум и начала победоносное шествие по всему миру. Но советского в русской ёлке тоже немало. В конце концов, Новый год был главным праздником в СССР, опиравшимся не на наглядную агитацию, но на наглядную мифологию со всеми ее дед-морозами, снегурками, елками, с великолепьем золотой мишуры, с "советским шампанским", с самой собой сдирающейся с мандаринов кожурой, с боем курантов, с материализацией подарков под темными колючими ветвями. Новогодняя ёлка - это советская самобытность, вписанная, однако, в мировую традицию.

Сегодня споры об СССР - навязанная тема. Обсуждать в 2020 году, был СССР плох или хорош - это все равно что обсуждать при Николае I, хорошо или плохо было крепостное право. Нет уж, лучше давайте обсуждать самого Николая. А СССР надо не обсуждать, а изучать: точно так, как сейчас в Европе изучают фашизм, нацизм или коммунизм. В
этом смысле книга "Изобретено в СССР" - замечательное чтение под елкой в последние дни перед старым новым годом, пока еще елка не вынесена вон из дома. Ниже - моя рецензия, опубликованная в "Деловом Петербурге".



Тим Скоренко. Изобретено в СССР: История изобретательской мысли с 1917 по 1991. — М.: Альпина нон-фикшн, 2019

НЕ ТАМ РОЖДЕННОЕ

Либерал пусть не воротит нос, а патриот пусть скинет толстовку «Born in the USSR». Выпускника Белорусского национального технического университета Тимофея Скоренко в святой бинарной простоте никак не обвинить. Он не подбрасывает полешек в огонь местечкового спора о том, величайшая ли СССР держава – или всего лишь большая кака. Даром что Скоренко родился, когда Андропов уже почти умер.

Сторонников глупых споров сразу отошлю к той части книги, что называется «Жизнь простого человека», и которая детально разбирает анекдот  о том, что Гагарин, первым полетевший в космос, до конца жизни подтирался лопухом. Да, все правда: и что Гагарин был первым, и что туалетную бумагу в СССР начали выпускать лишь в 1969-м, после смерти Гагарина, закупив английские машины для Сясьского целлюлозно-бумажного комбината.

Но книга, повторяю, не про это, - чем и хороша. Скоренко никак не тот спортивный фанат, чья единственная извилина в голове принимает положение либо «наши молодцы, всех козлов в мире порвали», либо «наши козлы, ваще ничо не могут». «Изобретено в СССР» - это про изобретательскую мысль как таковую. Просто автор изо всего массива данных делает формальную выборку: изобретено только за время существования в СССР, и только в границах СССР, и только первыми в мире. За развитием идей – скажем, использования дополнительной подъемной силы крыла вблизи земли и создания экраноплана – безумно интересно следить, как и за судьбой их авторов. Правда, фраза типа «в 1937 попал в опалу, в 1942 арестован, в 1943 расстрелян на полигоне «Коммунарка»» (относящаяся в данном случае к изобретателю экраноплана Павлу Гроховскому) встречается довольно часто.( Collapse )

Вот мой текст, недавно опубликованный в "Деловом Петербурге". Перепечатываю его ниже с двумя преуведомлениями.

1. Для тех, кто будет в Берлине. Музеев жизни в ГДР там на самом деле не два, а много больше. Помимо упомянутого мною музея ГДР на Карл-Либкнехтштрассе, 1, до 9 ноября будет работать выставка про Восточный Берлин в Музее Берлина в Николайфиртеле во дворце Эфраима; а есть еще мемориал Берлинской стены, и "Дворец слез", и много чего, - и за деньги, и за бесплатно.

2. Я обычно не обижаюсь, когда при мне говорят, что Рашка - говняшка. Ну, заслужили. Но впервые этим летом в Русском доме на Фридрихштрассе, 176-179, я увидел результат гигантской работы на деньги из госбюджета РФ, наглядно и мощно убеждающей в том, что Россия - это Рашка, и что Рашка - говняшка. Это никакой не "дом культуры и науки", а реальный пиздец - с охранниками, с рамками, с запахом прелых тряпок, со всем этим ужасом политбюрошных старцев. С анонсированными "русскими сезонами" - но не дягилевскими, взбаламутившими весь мир, а с чем-то там народно-провинциально-фольклорным. С выставками, сделанными как в Ивановском краеведческом музее году примерно в 1972-м. И я впервые в жизни обиделся. Потому что как бы ни была дурна путинская Россия, она все же отскок в сторону и вперед от брежневского совка. Кто директор Русского дома в Берлине, я не знаю. Но похоже, что старый совковый гэбэшник на синекуре, или старая жена старого гэбэшника. Русский дом - это реально законсервированный совок, призванный наводить ужас на каждого, кто по глупости зашел внутрь - и убеждать, что Россию следует обнести колючей проволокой и бетонной стеной, чтобы ни капли говна из этого Мордора прошлого века не выплеснулось в современность.

МУЗЕЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА

Недавно я провел пару недель в Болгарии, объехав все крупные города. Мне было интересно, что из себя представляет эта страна. Похоже, не мне одному. Не каждый потратит деньги на отпуск в месте, явно не входящем в список must go. Многие спрашивали: «Ну, как?»

Честный ответ: «Дешево и совково». Рад, что съездил, но больше по своей воле – никогда. Но зато вдоволь навспоминался СССР. В Софии, например, еще сохранился тот советский дух, которого уже почти не осталось в России. «Сталинские» министерские дома, а в минуте – разруха и нищета, плюс особый неулыбчивый сервис, когда всем на тебя наплевать. Как-то уж забыл, что такое было когда-то и в Москве. Тогда мы в студентах частенько заскакивали в пивнушку на Страстном бульваре. Туалета в пивной не было, и по нужде бегали за угол в бывший монастырь. Там стояли деревянные бараки, перед бараками были водяные колонки, в бараках жили люди, на табуретках перед бараками стояли тазы, в тазах стирали белье. 1986 год. До Кремля оттуда было 10 минут, до конца советской власти - целая пятилетка.

Я вспоминаю об этом, поскольку уже выросли пара поколений, никогда не живших в СССР, но испытывающих к СССР симпатию, доходящую до страстной любви. Потому что их родители, не слишком преуспевшие при нынешнем кумовском капитализме, про СССР вспоминали только хорошее. Причем этот феномен – тоска по СССР со стороны там не живших – перестал быть локальным явлением. Такие настроения популярны, например, и в Германии, куда после падения Берлинской стены переселилось миллионы советских евреев и немцев. Та же схема: родители-переселенцы не слишком преуспели, но зато когда-то «они жили в великой стране». А как проверишь это величие?.. Правда, в Берлине это испытать можно, пережив лично, эмоционально и чуть не тактильно жизнь при социализме. Потому что в Берлине есть совершенно потрясающий музей ГДР. Там входишь в лифт, кнопки которого подпалены спичками (как часто бывало при советской власти). Лифт дергается, свет под потолком гаснет, вспыхивает, гаснет, вспыхивает (о да! было!..) Из лифта ты выходишь в типичную гэдээрошную квартиру. Мерцает телевизор. Ведущий с угрюмым взглядом рассказывает о выступлении на партсъезде товарища Хонеккера… Впрочем, чтобы понять эстетику советской жизни, можно зайти в Берлине и просто в Русский дом на Фридрихштрассе. Это уже не музей, а действующая культурная витрина современной России. Но часы там остановились где-то при Андропове. Пахнет гнилыми тряпками; угрюмые охранники досматривают на входе; бюст Пушкина окружен бархатными шнурами, чтобы никто не приблизился; реклама обещает «Русские сезоны» с хорами в кокошниках… Унылая пора, знакомая до слез, до прожилок, до детских припухших желез.

Проблема, однако, в том, что в современной России нет и таких мест для переживания ушедшей жизни. Витринные экспозиции предметов советского быта в Москве на ВДНХ и в Петербурге на канале Грибоедова –совсем не то. Нужно, чтобы была возможность забежать в коммунальную уборную, где по стенам висят стульчаки (у каждого семейства – свой), а в фанерный ящик засунута газета вместо туалетной бумаги. А затем чтобы можно было пройти в крашеную в подло-зеленый цвет кухню, где тетка в бумазейном халате и в папильотках кипятит в баке безразмерные рейтузы. И чтобы в комнате на стене ковер (непременно красный), и под ковром раскладной продавленный диван, а под потолком – пародия на хрусталь: пластмассовая люстра «каскад». Идеально было бы вообще сделать тематический парк «День в СССР», чтобы очереди начинались с кассы, чтобы без очереди вообще никуда, чтобы выбрасывали дефицит, чтобы пиво пилось из стеклянных банок за неимением кружек, чтобы в столовке в супе сепарировали гущу от жижи, чтобы из кнопочных кухонных репродукторов неслось «Это время гудит – БАМ!», чтобы портрет Ленина маслом среди гортензий, и чтобы Брежнев и политбюро, и чтобы за 14 копеек тот самый пломбир единственного сорта с намокшими вафлями. А можно, если нет денег на парк воспоминаний, ограничиться скромным бюджетом, и не сносить очередную пятиэтажную «хрущевку», а убрать только внешние стены, превратив квартиры в витрины советского быта.

Очень скоро сделать такое будет очень трудно: уйдут те, кто жил в СССР, выкинут на помойку осиротевшие советские вещи. Останется тогда только ездить в Берлин да смотреть идеально сделанный американский сериал «Чернобыль», - поскольку Болгария к тому времени, надеюсь, тоже изменится.

С Войновичем я записал несколько телепрограмм; первую – давно, еще на РенТВ, вместе с Дибровым, потом дважды на «Совершенно секретно», последний раз в прошлом году, под 85-летие.

В Войновиче сильно ощущались две вещи: первое – то, что он был, толстовским слогом выражаясь, «еще крепкий старик», настолько крепкий, что слово «старик» не подходило. Скорее, он был крепкий живчик. Я знаю особенности съемок людей в возрасте за 70: длинные, длинные, длинные монологи, самоповторы. Войнович тоже часто повторял то, что уже писал и что, скажем, вошло в «Антисоветский Советский Союз», но по темпу был гибок. Да и по темам тоже. Я перед последней съемкой напомнил ему текст о Лейбсоне – уже покойном московском интеллектуале, собирателе книг исключительно в красных обложках, обладателе имени Владимир Ильич и двухкомнатной квартиры на Патриках, - «а знаете, я ведь был с Лейбсоном знаком и на Патриаршьих у него бывал. Он, ради меня даже новый диван купил, потому что я спал на старом, и меня клопы искусали!» Войнович оживился: «Да, замечательный был человек, со странностями, но замечательный… Странно даже то, что женщин он сторонился, но мужчинами, по-моему тоже не интересовался…» - «Здрасьте, «не интересовался»!.. Вами может, и не интересовался, а мной очень даже интересовался, я хорошенький был!..» Войнович зажмурил глаза, а открыв, произнес чуть не с обидой: «А я, между прочим, тоже очень хорошенький был!..»

В нем было такое пацанство. Я бы сказал – рабочее пацанство, основанное на честности: это вторая вещь, которая очень чувствовалась. Ну, он ремеслуху окончил, на заводе работал, в армии служил – и вот в таком виде в Москве и появился поступать в литинститут (куда провалился, кстати). В Войновиче вообще не было никакой кичливости, которая чувствовалась так или иначе во всех, кто опробовал сначала советской популярности, а потом эмигрантской судьбы. А он как-то так перепрыгивал все это – городским если не воробьем, то, не знаю, скворцом. Написал суперхит «На пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы…» (мы в детсаду ее еще перепевали «На пыльных витринах пустых магазинов…») – и бросил писать стихи. Потому что не хотелось стихов, хотелось прозы. А потом точно так же стал писать картины. И спокойно относился, что что-то совпадало со временем, а что-то нет. На учет, как положено в России обладателям иных гражданств, не вставал.

Все, конечно, у Войновича будут вспоминать «Москву 2042» и «Чонкина», но я опасаюсь перечитывать то, что когда-то глотал запоем. Обжигался уже много раз. Литература ушла вперед сильно, оставив Россию на обочине. Но тексты Войновича, сделанные когда-то в Мюнхене для радио «Свобода» и составившие «Антисоветский Советский…» кажутся мне до сих пор идеальными для понимания того, чем СССР был. Кстати, по поводу «Москвы…» у меня к Войновичу был главный вопрос: как он так предугадал, что разницы между РПЦ и КПСС нет вообще, ну, это одна задница, только по-разному повернутая? (Собственно, это основное, что в «Москве…» из предсказанного сбылось, не считая оторванного от жизни – в буквальном смысле – гениалиссимуса). «Это уже давно было видно. Когда секретари райкомов какие-то начали тайно креститься. Понимали, что партия может накрыться, а им нужно было чем-то всегда прикрываться, им прицепиться нужно было к чему-то, сами по себе они жить не могли», - ответил Войнович. Не буквально цитирую, но смысл таков.

На празднование 85-летия Войновича меня в Москве не было, но мы договорились встретиться в Мюнхене. Встретились в пиццерии возле его дома. Он заказал Primitivo бутылку, а не по бокалам. Мне было невероятно легко с ним, - я сказал, что Войнович остался для меня последним из того поколения, которое я любил и ценил: Валерий Аграновский, Давид Самойлов… И рад, что могу с ним говорить. И что он не потерял рассудок ни в каком из смыслов, в отличие от многих моих друзей. Не знаю, каким образом, речь зашла о раке у одного нашего знакомого. Войнович помолчал, потом сказал:

- Я, Димочка, в 50 лет ходил бегом и на большие дистанции, возраста вообще не чувствовал. И еще в 60 – так, ничего, мелочи. И даже в 70 было еще ничего. А вот сейчас уже далеко выходить из дома не могу…

Обедали мы втроем, он был с дочкой Ольгой. Она в Германии выросла. Русский, немецкий, английский – свободно, плюс испанский, итальянский, албанский и еще штук пять по мелочи. Мне она понравилась – эдакая ничевочка из парижских девушек с Rive Gauche, что перебегают бульвар Сен-Жермен исключительно на красный свет.

- Ага, - подтвердил Войнович. – Я раньше тоже на красный, но теперь как-то пришел к выводу, что у переходящих на зеленый шансов выжить больше…

Жаль, что больше вместе не выпьешь и не поговоришь; того поколения для меня больше нет.


Это "Временно доступен" - чуть ли не 2007-й, точно не помню.

А вот это - "Совсекретно", 2012-й год:

 
А от прошлогодней программы на "Совсекретно" в сети можно найти только трейлер, но он весьма характерный:

Посмотрел, как в прямом эфире подрались Сванидзе с Шевченко. Николай Карлыч вообще-то из себя невыводим (я его с прошлого века знаю), но разговор о Сталине его взорвал. Могу понять. Меня взрывает одно то, что Сталина в России до сих пор обсуждают: типа, хорош или плох (а в последнее время - насколько хорош). Это как если бы в Германии сегодня дискутировали, хорош ли Гитлер (и легко предвижу аргументы "за": Гитлер вытащил страну из разрухи, Гитлер поднял Германию с колен, Гитлер настроил автобанов, Гитлер обеспечил немцам доступный отдых посредством Kraft durch Freude ("Силы через радость"), Гитлер очистил заплеванную либерастами великую историю и национальные ценности, Гитлер вернул в Рейх Австрию, Гитлер мочил пидоров и жидов, - и вообще был бы что надо парень! Ах, если бы не национал-предатели, финансируемые Америкой, он бы и войну выиграл! И не надо врать про лагеря смерти! Цифры преувеличены!!! Да вы подсчитайте, сколько в лагерях уголовных преступников было!!! Гитлера на вас не хватает!!!) В Германии, кстати, именно такие разговоры и шли, - где-то в 1946-47-м, я про это читал у Гюнтера Грасса. А потом с Гитлером определились. И пошли вперед. А в России до сих пор не определились. И то топчутся на месте, то идут назад. И это причина, по которой моя брезгливость к нынешней России растет (равно как и растет уважение к Германии по мере того, как я ее узнаю).

...В общем (возвращаясь от Сталина к Сванидзе с Шевченко), драку в эфире вы видели. Когда из-за Сталина Шевченко со Сванидзе сцепились, Шевченко благородно предложил дать ему по морде. Сванидзе поднялся и дал. Тут оказалось, что благородство Шевченко сродни Иродову: отчего-то он не утерся удовлетворенно, а стал бить в ответ, используя преимущество в возрасте и силе. И ведшая эфир гусыня клохтала классною дамой: классным дамам важно, не из-за чего дерутся и по делу ли дерутся, а чтоб драк не было.

И я вспомнил, как в минувшее воскресенье, когда толпа молодых с криками «Путин – вор!» весело валила по Фонтанке, запруживала Симеоновский мост, - я сам чуть было не подрался в магазинишке «Дикси» с каким-то мужиком. Я, взбудораженный толпой, сказал кассирше, что ребят можно понять – Путин и Путин, Путин и Путин, а сыра нет. Мужик же начал орать, что у нас навалом сыров, замечательные сыры, а не поганая химия, как в Европе. Я сказал, что живу в Германии, а потому знаю, что такое сыр, а что – дерьмо. Мужик заорал: «Фашист! Вали к своим фашистам!» - ну, и я выступил в роли предтечи Сванидзе. В итоге нас разнимали, а я с позором из магазина свалил, забыв внутри половину оплаченной покупки. И, в общем, стыдно до сих пор.

Злобный карлик, крошка Цахес по прозвищу Циннобер своего добивается: ты не можешь дать по морде ему, не можешь убрать его с трона, ты вообще ни фига не можешь изменить в этой чужой ледяной стране, которую тебя заставляют называть "своей" с детства и любить все ее мерзости и подлости, - и в итоге ты вымещаешь злобу просто на том, кто оказывается рядом. А Цахес подливает, подливает в это варево говна, потому что ничто не бесит так, как ложь и говно, которые официально именуются правдой и конфеткой. Бедный Сванидзе - если уж и он... Мало кому удается смотреть на Цахеса, на поклонников Цахеса, на всех этих ни хрена не знающих, нигде не бывавших, уставившихся в тилявизор жирножопых, прокисломозглых русских мужичков глазами заинтересованного антрополога.

Ах, какие интересные экземпляры папуасов, какие удивительные пляски вокруг костра, нужно изучить, записать и оставить описание потомкам!

Никак не ожидал.

Продолжением моего позавчерашнего поста о феномене публичных лекций стал сегодняшний номер "Делового Петербурга" с огромным материалом Сергея Князева о публичных лекциях в России как о бизнесе.

Я тоже там помянут: в качестве журналиста (это неправда, я давно занимаюсь не журналистикой, а упаковкой смыслов: это немного другая профессия) и "популярного лектора" (а вот это правда: после ухода из МГУ и "Вышки" с я действительно обращаюсь непосредственно к populi).

Любой питерец может проверить, хорош ли я в качестве поп-лектора. В воскресенье, 22 января, я читаю в Охта Lab свой хит - лекцию о теории цивилизационных волн Элвина Тоффлера.

Охта Lab - это такое большое открытое пространство, часть второго этажа недавно открывшегося "Охта Молла". Там филиал библиотеки Маяковского (где, например, в свободном доступе отличные альбомы со старпыми снимками Петербурга), замечательныйлекционный зал и все такое. В общем, как говорят в таких случаях люди типа Стаса Михайлова, - все для вас, мои разведёночки! Типа, и культурно сделать шопинг, и непосредственно к культуре припасть.

Правда, раньше лекции в Охта Lab проходили бесплатно, а теперь (тут ДП ошибается) за доступ к моим мозгам придется заплатить 350 рублей. Это чуть дороже порции вечнопрохладного кофе в модном кафе Даблби.

Лекция и правда хит: в 1980-м, когда СССР еще только-только ввел войска в Афганистан, провел под санкциями Олимпиаду и похоронил Высоцкого, Тоффлер предсказал появление фейсбука, Милонова и Мизулиной. А заодно удивительно ловко разобрался со Сталиным, потрафив разом и тем, кто кричат, что Сталин кровавый палач, - и тем, кто уверяет, что Сталин эффективный менеджер. А поскольку поверить в такое невозможно, приходится слушать лекцию.

Приходите: стать тоффлерианцем (и распроститься с 350 рублями) можно здесь.