Защитника Селестино Бабаяро это ужасно забавляло, и он газетчикам трепался:
- Ну уж такой сидит робкий, такой робкий… Если не знаешь кто, то подумаешь – уборщик…
А Романа Абрамовича Селестино Бабаяро тоже очень забавлял, он так посматривал на него в раздевалке и думал:
- Надо ж, по-людски лопочет, зверушка афроамериканская… И ведь тоже, поди, что-то такое про себя соображает, по полю бегает, ножками шевелит: Раньери выдрессировал… Надо будет в следующий раз сахару или орешков взять…
Верного Швидлера поведение Абрамовича восхищало: он-то предлагал Бабаяро продать либо в Северную Корею, играть против сборной местного КГБ, либо в Ботсвану, славящуюся на всю Африку отличной кухней из подручного материала.
А того не понимал, что Роман Абрамович был в душе большим ребенком, по причине сиротства не наигравшимся в детстве.
Он в России в монополию долго играл – но там много ленинградских мальчишек злых было, локтями толкались. Потом с чукчами и оленями возился, ужас как любопытно было – но там его холод доставал и Степашин со своей Счетной палатой. А здесь – страна с мягким климатом, язык непонятный, смешной… Вот отсыпет Абрамович из коробочки человечков одиннадцать, выпустит попастись на зеленое поле, а сам сядет наверху, позовет таких же тихих, спокойных мальчиков, каких-нибудь Ротшильдов, улыбнется так робко-робко:
- А может, в ладушки поиграем?
И сидят они наверху, в ладушки играют, Швидлер суши из «Убона» или из «Нобу» тащит, внизу зверушки кренделя ногами выписывают, наверху настоящий принц на вертолете летает - ну, разве что для счастья калинку-малинку спеть!
И поют они всем стадионом калинку-малинку.
И радость такая на детской душе, что не передать.
Journal information