Запрещенный азарт: 9 интервью с покеристами-мильонэрами

Рыцари зеленого стола

Мне на днях выпала удача – или, наоборот, случилась незадача. Даже не знаю, как назвать. Один спутниковый канал предложил записать интервью с игроками в покер. Ну, хорошо: телеканал назывался «Покер» (да-да, есть такой), и удача была в опросе не одного покериста, а девятерых, и не простых, а призеров и чемпионов.

Незадача же состояла в том, что мой собственный опыт карточных игр ограничивался проигрышем трех стипендий в преферанс-«сочинку» однокурснику Андрюше Мартынову, ставшему впоследствии одним из основателей агентства «Интерфакс». Что, с годами, сгладило горечь утраты, поскольку ввело меня в круг спонсоров отечественной журналистики, подобно тому как Энгельс спонсировал марксизм, немецкий генштаб – ленинизм, а ограбленные почтовые дилижансы – сталинизм. Последний случай был практически мой.

Еще одна проблема заключалась в том, что я доселе не был знаком с акулами азартных игр. То есть был знаком с двумя. Первый – ювелир, актер и пижон Андрей Ананов, тот самый, что получил когда-то право на марку «Ананов от Фаберже», первым восстановил в России производство ювелирных пасхальных яиц и, по словам доброжелателей, на своей выставке в Кремле произвел сильное впечатление на первую леди страны фразой «Пойдемте, Наина Иосифовна, я вам свои яйца покажу». Ананов сотворил из яшм-малахатов портативную рулетку с бриллиантами, возил ее с собой, а на меня произвел не меньшее, чем на Наину Ельцину, впечатление рассказом, как в казино в Монте-Карло отыграл табун лошадей, некогда проигранный его предком. То есть, войдя в казино со ста долларами в кармане, на волю Ананов выезжал на 500-сильном «Мерседесе».

Вторым игроком был нынешний главред питерской газеты «На Невском», трепетный юноша Миша Болотовский, воспитанный мальчик из интеллигентной ленинградской семьи, обладатель кроткого беззащитного взгляда (в анамнезе наверняка значилась и музшкола) – по степени авантюризма Миша равнялся трем Анановым. Он был знаком со всеми аферистами на свете, от Ури Геллера до Юрия Лонго, а главное, играл в казино, и не просто играл, а проигрывал все, от квартиры до невесты – причем невесту (в отличие от квартиры) не отыграл. Потом Болотовский с казино завязал, написал о пережитом книгу «Игорная проповедь», по силе откровенности сопоставимую с «Исповедью» Руссо, однако, написав и завязав, соблазнил-таки меня игрой в рулетку по системе «мартингейл», то есть против идущей последовательности с удвоением ставок.

И я по этой системе играл все в том же Монте-Карло, в окружении завернутых в норковые простынки обезноженных бабушек, делающих ставки исключительно пятитысячными фишками, - и выигрывал.

А потом играл в Лас-Вегасе, среди пролетариев в кроссовках и шортах, где сбоку игорного зала «Мандерлей-бэй» торчала статуя мужика в костюме-тройке, плаще, с протянутой вперед рукой, но без головы, - и проиграл, потому что не хватило наличных. И я ушел со скорбно опущенной головой в сторону безголового мужика, и там испытал катарсис, прочтя на постаменте: «Vladimir Lenin».

Я вообще дико благодарен этому проигрышу, потому что после него отправился бродить по городу, и обнаружил, что Лас-Вегас – это город мечты московского градоначальника Юрия Лужкова и, быть может, русского человека вообще. Это был произрастающий из ничего чистенький мегаполис, воспроизводивший в монолитном железобетоне все достижения человеческого гения. Замок принца датского Эксельсиор? – вон, натурально, в железобетоне, с донжонами и зубчиками, тридцать этажей отель, внизу казино. Вон Эйфелева башня (с казино), Венеция (площадь Сан-Марко, каналы, казино), вон пирамида Хеопса со сфинксами (я подошел к сфинксам, постучал: пластмасса. У нас подряд на них выиграл бы Зураб Церетели, хотя Елена Батурина, конечно, тоже не исключена). Связывала все это великолепие лужковская монорельсовая дорога. Но, главное, примерно через 20-30 лет после введения в строй, то есть после обрастания первой историей, все здания в Лас-Вегасе сносили – дабы построить наиновехонькие, и это уже так напоминало Москву, что становилось совершенно непонятно, зачем в Москве казино запрещать…

Я увожу вас от игроков в покер? Запутываю? Сам запутался?

Ничуть. Я как раз подвожу вас к профессиональным покеристам, этим достойнейшим джентльменам, выигрывающим (и проигрывающим) миллионы долларов, а огородами плутаю с единственной целью. Показать, что любая азартная игра настолько сильно обросла историей, культурой, традицией, мифом, что просто запретить ее – это значит сунуться взводом ОМОНа в лавку с антикварным фарфором.

Ну, а теперь об игроках.

Наблюдение первое: о поколениях

Все девять игроков, прошедшие передо мной, оказались невероятно различны. С одной стороны, студиозус Иван Демидов (кажется, 25 лет от роду), явившийся на эфир в задрипанненькой майчонке (2-е место на чемпионате мира по покеру в Лас-Вегасе; безумные миллионы). С другой стороны, бывший врач, ныне венчурный капиталист Николай Евдаков (костюм, галстук), впервые взявший колоду карт в 43 года, затем подсадивший на покер жену, дочь и сына («А кошка у вас в семье тоже в покер играет?» - спросил я его с интонацией, с какой маленький Эренбург, узнав, что в его семье все евреи, спросил папу: «А наша кошка – тоже я-врей?»), и через год установивший рекорд – за время мировой покерной серии 10 раз, на языке профи, «попав в призы».

Но потом я вдруг четко увидел, что идеология игры у всех отличается в зависимости от поколения.

Скажем, «старики» играть начинали при советской власти, и это была не столько игра на деньги, сколько проявление тайной, полузапретной страсти. У покеристов-«стариков» было в повадках нечто, что роднило их с советских времен антикварами, букмекерами, маклерами, заводчиками собак, - со всеми теми, чья страсть могла быть в секунду оборвана участковым. Самым ярким представителем «стариков» оказался 58-летний Николай Пучков, тихий бухгалтер в частной компании, обладатель пышной седой шевелюры и профессорских очков на цепочке, пришедший на программу в свитере столь пламенеюще алого цвета, что не всякий влюбленный мужчина решится надеть. То есть господин Пучков был очевидным и прекрасным тихим омутом, в котором я подозревал всех чертей мира (угу, плетки-семихвостки и прочее), как вдруг разъяснилось: просто, помимо карт, он еще играет на бегах, точнее, сам участвует в скачках, управляет двухколесной коляской, называемой «качалкой», у него свои лошади…

В отличие от «стариков», «средние» вошли в игру в 1990-х, когда появились товары, но исчезли деньги. Сергей Рыбаченко, Михаил Тульчинский, Александр Кравченко – все они родились в первой половине 1970-х, все призовики и чемпионы, и все говорили о деньгах так, что с ними и было интереснее всего говорить о деньгах. Для них покер был не столько страстью, сколько доходом, серьезными деньгами, а вот деньги уже страстью и были. Не удивительно, что, заработав миллионы, кое-кто из них начали спонсировать юных, а потому безденежных игроков, но об этом чуть позже.

И, наконец, «молодые» были примечательны тем, что на вопрос «когда вы первый раз взяли в руки карты?» - отвечали, условно говоря, «на чемпионате мира», потому что начинали играть и зарабатывать исключительно через интернет, и были не столько игроками, сколько игроманами. Все перешли в покер из стратегических online-игр. Идеальный представитель – 22-летний Саша Кострицын, мальчишка из города Волжского, где у его родни не было ни денег, ни перспектив, занявший у мамы единственные 150 долларов и ушедший в сетевую игру (он рассказывал, как каждые полчаса подбегал к маме со словами: «Я выиграл еще 50 долларов! Еще 50!), а вскоре выигравший уже 1,6 миллиона австралийских долларов на чемпионате Австралии. Но деньги его интересовали лишь как показатели успеха в большой игре-стратегии. Демидов-в-майчонке был из того же числа.

Наблюдение второе: о деньгах

Все игроки говорили мне одно: покерные деньги не равны обычным деньгам. Выигрыш в миллион долларов в мировом покерном туре (не самое выдающееся достижение, один из моих vis-à-vis выиграл 6 миллионов), так будоражащий слух обывателя, на самом деле всего лишь дает возможность участвовать в турнирах с призовым фондом в 10 тысяч. Дальше играть уже рискованно – денег может не хватить (ага, это как мне в Лас-Вегасе).

Почему? Да потому, что покер – дискретная игра с точки зрения доходов. Чемпион мира может проигрывать несколько лет подряд, - и в этот период он вынужден не просто жить, но и постоянно тратиться на игру. Поэтому отношение к деньгам – точнее, к их размеру – у профи сродни отношению к деньгам у бизнесменов. Если ты продал товара на миллион, это не значит, что миллион заработал.

Тот же Кострицын рассказывал, что, будучи компьютерным дитем, поначалу относился к повышению ставок как к переходу на более сложный уровень в компьютерной игре, - за что был жестоко наказан, проиграв все.

Игроки, кто как, пытаются сгладить эту неравномерность. Кто-то входит в команду PokerStars Pro и получает деньги от спонсоров, кто-то обучает новичков, но самые серьезные занимаются бэкерством – спонсированием молодых талантов на свой страх и риск. Договоренности в бэкерстве устные, суммы прокручиваются огромные, держится все (или не держится) на честном слове, - но, если хотите, это и есть финансовая изнанка профессиональной игры, а вовсе никакая не двойная бухгалтерия казино.

Наблюдение третье: азарт

Вопреки ожиданиям, я не нашел в моих собеседниках ни тени азарта в том смысле, в каком мы его понимаем. Ну, не больше, чем в журналисте, с меркантильными целями подрядившемся писать интервью с покеристами. Зато я нашел другое: все они были игровики, игруны, - слова «игроки» недостаточно. Просто покер оказался для них оптимальным выбором, сочетающем деньги, стратегическое мышление, тактику, философию и психологию: выигрыш в покере достигается либо путем набора лучшей комбинации карт, либо понуждением соперника к выходу из игры, в том числе и блефуя. То есть, если бы покера не существовало, - они все равно бы нашли, во что играть.

Демидов и Кострицын выросли на играх-стратегиях, Кравченко долго играл против казино в блэк-джек, Виталий Лункин (психологически примыкающий к «старикам», он, кстати, притащил на эфир браслет, который получают призеры мировой покер-серии: безвкусный кусок золота, похожий на латунную штамповку), - так вот, Лункин был одним из лучших в рендзю (это такие многоклеточные крестики-нолики) и в короткие нарды…

Да-да, уберите у них покер – и они заморочатся на другую игру.

Наблюдение четвертое: Россия, покер и мир

«Сильны ли российские покеристы?» – спрашивал я и слышал: «Сильнейшие в мире». – «А в какой стране мира больше всего сильных игроков?» - «В США».

Противоречия в том нет. В США 25% мужчин и 13% женщин играют в покер, - не удивительно, что из этого бурного потока осаждается больше чемпионов. А в России играют мало, но те, кто играют, ориентируются на лучших.

«А что будет, когда в России закроется казино?» - «Откроются нелегальные игорные дома. Будут проводиться турниры по спортивному покеру. Игра уйдет в интернет. Мы будем продолжать участвовать в турнирах за границей. Если сильно прижмут, уедем жить за границу. Да, уедем жить поближе к рабочему столу. Если все действительно закроют…»

Я вот думаю: если предметом национальной гордости являются победа на «Евровидении», или в прыжках с шестом, или в олимпиаде по математике, или в сетевом чемпионате по игре Doom, то почему предметом национальной гордости не являются лучшие русские картежники? Потому что слово «картежник» звучит как «каторжник», да? Попробуйте-ка отыскать рациональный аргумент!

Наблюдение пятое: пирамида

После примерно пятой записи режиссер зовет меня на минуточку уединиться, и, если переложить его мысль на слова любви, он очень хочет больше не спрашивать, является ли игра в спортивный покер денежной пирамидой, которая живет за счет притока новых игроков – подобно тому, как продажи «Гербалайфа» растут за счет новых агентов.

А я и не спрашиваю.

Они все говорят об этом сами. Все профессиональные игроки, когда их спрашиваешь о совете новичкам, отвечают: «Если можешь не играть – лучше не играй». Почему? Да потому, что покер – это такая игра, где невозможно сразу начать выигрывать, а за учебу придется расплачиваться. Сильнейшие – и богатейшие – игроки мира живут за счет притока свежей крови, то есть свежих денег. Без тех, кто, не являясь профессионалом, оставляет деньги за игорным столом, всем моим чемпионам мира пришлось бы играть «на интерес», что для них даже менее привлекательно, чем на щелбаны.

Ну да, сильные в процессе игры неизменно отбирают деньги у слабых, и, если вы не являетесь профессионалом, то знайте: слабый – вы.

Наблюдение последнее: мораль

 «А существуют ли, - спрашиваю я Сергея Рыбаченко, - в игре вещи недостойные, неприличные?» - «Да. Например, обыграть пьяненького. Легкая добыча». – «То, есть, если с вами сядет за стол пьяный, вы откажетесь играть?» - «Не могу сказать однозначно. С другой стороны, он пришел в казино именно затем, чтобы эти деньги проиграть».

В области морали с абсолютными истинами вообще небогато. Взять вон профессию продавца – в Европе вплоть до XIII века торговое, купеческое ремесло было неуважаемо. Почему? Да потому, что считалось, что купец ворует время Бога: ведь он зарабатывает, даже когда спит. Но потом взгляды переменились, и считавшееся воровством у Бога стало считаться богоугодной услугой.

Я не знаю, благим ли делом занимаются профессиональные игроки. Андрей Мартынов, отобравший у меня в далеком 1985-м трехмесячный доход, совершил для меня несомненное благо: я понял, насколько губителен для меня азарт (и – не забывайте! – на мои деньги был создан «Интерфакс»). И для Миши Болотовского игра оказалась в итоге благом: он написал отличную книжку, наследуя Достоевскому. Толстой, тот вообще проиграл в карты дом в Ясной Поляне – и мы теперь вместо усадьбы имеем два флигеля (ну, и «Севастопольские рассказы» впридачу). То есть, может быть, отбирая у азартных неумех деньги, профессиональные игроки совершают благо, подобно пластическим хирургам, который, отбирая у клиентов деньги, одновременно отбирают у них лишний жир.

Но, может быть, это не так, потому что я слышал рассказы о плачущих женах и босых детях, чьи мужья и отцы проиграли все.

Я специально поделился опытом, чтобы детальнее показать то, с чего начал разговор: в сложных системах простые решения (закрыть, запретить) редко приводят к желаемому результату. Тут как в неприличном анекдоте: «Дура, гайку отвернешь – задница отвалится».

Первого июля казино закроют, то есть гайку отвернут.

Что ж: буду следить за задницей.