Это было в 2010-м, хотя мне кажется - раньше, раньше! - потому что, повторяю, сегодня у этого механизма скорость другая .
Серёжа Пархоменко, мой однокурсник по журфаку МГУ и сосед по Тверским-Ямским, сказал, когда мы с ним столкнулись на Миуссах, что издательство "Колибри" (которое возглавляла его жена Варя Горностаева: та самая, которая сейчас возглавляет CORPVS) - так вот, он сказал, что "Колибри" выпускает "Бог как иллюзия" Докинза, и что это просто бомба.
Я тогда мало читал. Много зарабатывал, много ездил по миру, много писал, а до чтения... - ну, если вам за полтинник, то вы и сами знаете, что случилось под сенью родимых осин с теми, кто в советскую пору читал взахлеб. Ни про какого Докинза я в жизни не слыхивал. Но "Бога" прочитал. И он меня пробрал, как, не знаю, в детстве пробирали повести Крапивина. Книга оказалась яростным, кипящим концентратом идей и их доказательств. Я абсолютно убежден ни в духовную семинарию, ни в духовную академию нельзя принимать тех, кто "Бога как иллюзию" не прочел. И только если прочитали и не стали атеистами, - тогда да, тогда выбор осознанный.
И я начал читать Докинза, а потом Хокинга, а потом Шубина, а потом, а потом, а потом, - ну, в общим, весь лучший нон-фикшн, который издавался на русском, а на русском тогда еще издавалось не сказать, что много. Сейчас многократно больше. И если у меня был простой вход в это море, то сейчас входить сильно сложнее. Непонятно, на что ориентироваться. На имена? На тиражи? Но вот мир взахлеб читает Ноя Юваля Харари, а по мне и "Краткая история человечества", и Homo Deus - абсолютная макулатура для домохозяек, дешевка. При этом статьи Харари мне попадались любопытные. При этом формально стоящий близко к Харари по жанру junk-философии Нассим Талеб - автор, на мой взгляд, абсолютно блестящий. Как и пишущие junk-экономические книги Левитт и Дабнер, авторы "Фрикономики".
Это, в общем, к тому, что если порыться в сети, то, говорят, там теперь можно откопасть записи моих лекций про ориентиры в мире нон-фикшн.
Ну, а в качестве бонуса (утешительного - для тех, кто ищет, но на найдет) - текст, тоже связанный с нон-фикшн, опубликованный недавно в газете "На Невском", где в очередной раз сменился главред, и пришел (а точнее, вернулся) Миша Болотовский, являющий собой замечательный тип воспитанного и образованного мальчика из хорошей еврейской ленинградской семьи, с ангельски невинными глазами, в котором, однако, живут черти всего мира. Как он, нажравшись шампанским вдрызг, уснул в обнимку с голым Депардье в джакузи в номере "Националя" - кажется, самая невинная из его проделок. Мишину книгу "Игорная проповедь" я очень ценю.
Вот общем, приглашаю на лекцию, и вот текст.
НЕФТЯНАЯ МОРАЛЬ
Нефть, энергия, деньги сами по себе никакой морали не содержат. Мораль – это алгоритм распределения и перераспределения всего перечисленного. Однако он серьезнейшим образом влияет на то, что после себя обладатели нефти, энергии и денег оставляют. А иногда они умудряются при немыслимых богатствах оставлять после себя неслыханную нищету.
Американский экономист, профессор с русской фамилией Ергин знает про углеводороды больше, чем иные президенты нефтяных концернов. И даже чем главы иных нефтедобывающих стран. Про предмет своего изучения он написал не одну книгу. Билл Гейтс отнес «Квест» Дэниела Ергина к важнейшим прочитанным текстам, а Вагит Алекперов написал предисловие к переводу 1500-страничной «Добычи».
Успеху Ергина способствуют его таланты историка-баталиста и литератора-портретиста. Вот, скажем, как рисует он жизнь в Америке во время первой нефтяной лихорадки, когда нефть нашли сначала в крохотном сонном пенсильванском городишке Тайтусвиле (ну, это как если бы нефть обнаружили в Удомле или в Лайково-Попово), а потом в не менее сонном Корнплантере, который немедленно переименовали в Ойл-Сити, - и понеслось.
Коренные жители «…смотрели на ажиотаж и сутолоку, и на мошенников, и вспоминали тихие пенсильванские холмы до того, как в эту жизнь ворвалась нефть. Они удивлялись тому, что человеческая натура может так быстро измениться и унизиться под воздействием навязчивой идеи богатства. «Озабоченность насчет нефти и земли стала уже эпидемией, – писал редактор местного издания в 1865 году. – Она охватила людей всех сословий, возрастов и состояний… Земля, аренда, контракты, отказы, сделки, соглашения, проценты – это все, что они теперь понимают... Суд бездействует, адвокатура развращена, общество расколото, святилище заброшено».»
Картина знакома любому русскому, пережившему 1990-е, - и вполне сравнима с батальными сценами из «Войны и мира».Именно во время пенсильванской нефтяной лихорадки в Америке возник как символ денежной власти Джон Рокфеллер – сухопарое исчадие ада (американские мамы им пугали детей), бесчувственный автомат с бульдожьей хваткой, который сперва ласково делал конкурентам по нефтедобыче предложение о продаже их бизнеса, а если те не соглашались, то безжалостно их уничтожал. Ергин рисует портрет Рокфеллера в стилистике репинского портрета Победоносцева с картины «Заседание государственного совета». Его отстраненность, холодность и проницательный взгляд лишают присутствия духа любого, оказавшегося рядом. При этом глава Standard Oil, самой богатой корпорации планеты, донашивает свои костюмы до дыр. Как сказал человек, впервые Рокфеллера увидевший: «Я полагаю, ему 140 лет, и, должно быть, ему было 100 лет, когда он родился». В кругу семьи за чаем Рокфеллер развлекается тем, что кладет на нос печенье, и, подбрасывая, ловит ртом (сцена для Голливуда). А гостям своего поместья Форест-Хилл Рокфеллер затем высылает счета за еду…
Особенность картин, нарисованных Ергиным, в том, что они меняющиеся, развивающиеся, как в игре «Цивилизация». Безжалостная конкуренция по выкачиванию нефти из пенсильванских холмов приводит к изобретению нефтяных цистерн (это несомненная удача Рокфеллера) и нефтепроводов (это несомненная удача конкурентов Рокфеллера), а затем, по мере распространения нефтяной лихорадки на весь мир – танкеров (снова постарались конкуренты, включая бакинского нефтяного короля Людвига Нобеля. Им, кстати, пришлось решать непростую техническую задачу: как сделать так, чтобы жидкость внутри корпуса не опрокидывала корабль при качке). Бешеными темпами развиваются геологоразведка и химия, автомобиль перестает быть прихотью и становится средством передвижения… К 1929 году в США 1 автомобиль приходится на 5 человек! (Для сравнения: в СССР в это же время 6130 человек приходятся на 1 автомобиль). Параллельно в США принимается антитрастовое законодательство, и Standard Oil принудительно разделяется… Скряга Джон Рокфеллер проигрывает суды, смиряется с потерей лидерства в «нефтянке» и жертвует полмиллиарда (!) долларов Чикагскому университету (известны его слова: «Всемогущий Господь дал мне деньги, и разве мог я утаивать их от Чикаго?..») Так обстоит дело в стране, основанной на индивидуализме, частной инициативе, конкуренции рук, ног и мозгов, с независимой прессой и протестантской трудовой этикой, в рамках которой деньги рассматриваются прежде всего как трудовой отчет перед богом...
А вот картинка из другой страны, которой господь дал нефти больше, чем США, причем вкладываться в разведку и добычу было не нужно: все уже было сделано другими. Страна называется Иран. Первая нефтяная концессия с представителем западного бизнеса по имени Д’Арси была там подписана еще в 1901-м, когда Иран назывался Персией, и никто, включая Д’Арси, не имел ни малейших гарантий, что нефть в Персии будет найдена. Семь лет поисков, бурений, вложений не дали инвесторам ничего – а суть концессии как раз в том, что есть результат или нет, но местным властям надо платить… В общем, концессионный синдикат стоял ногой в могиле банкротства, когда из скважины в местечке Мосджед-Солейман (еще одна Удомля) в 1908 году при 38-градусной жаре фонтаном забила нефть.
Дальше мы пропустим сорок с лишним лет работы концессионеров в условиях, когда у местного «населения почти полностью отсутствовали технические навыки, а враждебность местности дополнялась враждебным отношением местной культуры к западным идеям, технике и просто присутствию» (что не мешало местным властям получать с европейцев деньги сполна). И перенесемся сразу в 1951 год, когда в Иране был принят закон о полной национализации британских нефтяных концессий. Причем в роли главного иранского нефтяного воротилы, то есть местного Рокфеллера, выступил глава иранского парламентского комитета по нефти, «старый смутьян» и азиатский хитрован Мохаммед Мосаддык. В описании Ергина он как живой: «Одновременно и скромен, и эксцентричен… важных иностранцев часто принимал в пижаме, развалившись в кровати… На публике мог расплакаться, застонать, имел обыкновение падать в обморок в кульминационный момент выступления». Переговорщикам от нефтяной «Англо-иранской компании» Мосаддык месяцами морочил голову, а потом вдруг требовал долю больше, чем вся совокупная прибыль. В ответ же на замечание, что часть не может быть больше целого, хохотал – а как же лиса, хвост которой больше ее самой?! При этом с самого начала знал, что англичанам не достанется от дохлой лисы и ушей...
Отъем бизнеса Ираном у Англии происходил совершенно по-голливудски, в жанре этнографической драмы. У штаба реквизированной «Англо-иранской компании» «был принесен в жертву баран у входа, а затем объявлено, что концессия аннулирована. На нефтеперерабатывающем заводе появились директора только что организованной государственной нефтяной компании. Они несли канцелярские принадлежности, печати и большую вывеску. Еще десятки овец были принесены в жертву в знак великого события, и огромная толпа, собравшаяся приветствовать директоров, буквально неистовствовала». После чего завод встал на прикол вместе с нефтедобычей, в стране разразился невиданный экономический кризис, а популярность Мосаддыка взлетела до небес, поскольку он заявил, что нефть теперь не разграбляется иностранцами, а сохраняется для будущих поколений. Как живут эти поколения, мы сегодня знаем… Что поделаешь: ведь, как замечает Ергин, «в странах третьего мира иррациональное важнее рационального».
Эта мысль (о том, что цивилизация Запада построена на рациональном мышлении, а цивилизация третьего мира – на понтах) не стоила бы трудов на ее описание, если бы ее не применяли исключительно к большим масштабам. Мол, какова культура страны, таковы и ее достижения. И по большому счету, это верно. Для процветания личные таланты менее важны, чем то, в какой стране тебе выпал случай родиться.
Однако формула действует и в меньшем масштабе – на уровне отдельной компании и даже одного человека. Если компания или один человек не осознает свою миссию и свои ценности, или сознательно идет на сделку с дьяволом, последствия могут обескураживать вне зависимости от страновой культуры. Равно как и наоборот: восхищать.
Вот еще один эпизод, упоминаемый Ергиным. В 1888 году нефтяной магнат Людвиг Нобель умер. Газетчики, однако, перепутали его с братом Альфредом, изобретателем динамита, и разразились язвительными некрологами по поводу смерти «слуги смерти». И живехонький Альфред Нобель вынужден был знакомиться с тем, какую посмертную память о себе он оставит. Это потрясло его настолько, что он переписал завещание, учредив Нобелевскую премию.
Так что и один в поле воин.
Journal information