Вот, сегодня собирался чистить полки, и достал бог весть кем занесенного туда Уфлянда (он жил минутах в семи ходьбы от моего сегодняшнего жилья, которое минутах в семи ходьбы от "полутора комнат" уфляндовского друга Бродского). Открыл на первой попавшейся странице. Читаю:
Я знаю их:
украдут и раскаются,
Признаются.
Их осудят.
А море все равно полоскается.
И солнце продолжает сиять.
И они раскаются в том, что раскаялись.
Но вскоре выходят, попав под амнистию.
А море
вспенилось уж и оскалилось.
И падают с дерева желтые листья.
Им становится очень обидно.
Хотелось солнца.
А всюду туман.
И шоферы их не пускают в кабины.
И хозяева их не пускают в дома.
И денег никаких на еду.
И должностей никаких вакантных.
И они, посидев на бульваре, идут
в шпионы, сыщики
и провокаторы.
Не считая дикого "полоскается" и названия "Об амнистированных американских оборванцах" (ха!) - как вчера про сегодня написано. А меж тем - 1957-й.
С закончившимся вас днем поэзии, доставшие меня россияне.
Journal information