Можно понять: в нынешней РФ освоение полутора тысяч является почти подвигом.
Однако я рекомендую этот марафон пробежать.
Во-первых, для вас будет сыграна игра типа "цивилизация" на бумаге (возникнут и рухнут нефтяные тресты; правительство США будет бояться регулировать внешнюю торговлю из-за обвинений в ограничении конкуренции; нефтеносные страны присвоят западные концессии и начнут выкручивать руки западным потребителям; нефтеносные страны захлебнутся в деньгах, не в состоянии их потратить иначе, нежели на потребление, и столкнутся с "нефтяным проклятием").
А во-вторых, обнаружится невероятно количество параллелей между психологией, идеологией, политикой современной России и психологией, идеологией, политикой и поведением нефтедобывающих стран Ближнего Востока во второй половине ХХ века. И довольно большое сходство сегодняшнего Путина с Мосаддыком, Пехлеви и Хуссейном. И это при том, что про Россию и СССР (книга была написана, когда СССР был еще жив) в текстесовсем мало слов, и они довольно нейтральны.
Ниже - несколько пространных цитат из Ергина.
Но не поленитесь на них взглянуть.
Как не одинока Россия в мире! Какое количество стран были, есть и будут похожи на нее!
<О начале пенсильванской нефтяной лихорадки в 1860-х>
Были и те, кто смотрели на ажиотаж и сутолоку, и на мошенников, погнавшихся за легкими деньгами, и вспоминали тихие пенсильванские холмы и деревни до того, как в эту жизнь ворвалась нефть. Они спрашивали о том, что случилось, и удивлялись тому, что человеческая натура может так быстро измениться и унизиться под воздействием навязчивой идеи богатства. «Озабоченность насчет нефти и земли стала уже своего рода эпидемией, – писал редактор местного издания в 1865 году. – Она охватила людей всех сословий, возрастов и состояний. Они уже не говорят, не выглядят, не делают так, как это было шесть месяцев назад. Земля, аренда, контракты, отказы, сделки, соглашения, проценты и прочие разговоры подобного рода – это все, что они теперь понимают... Суд бездействует, адвокатура развращена, общество расколото, святилище заброшено и все наши привычки, понятия и связи, сложившиеся за полвека, перевернулись вверх дном в отчаянной погоне за богатством. Бедные становятся богатыми, богатые становятся еще более богатыми, бедняки и богачи теряют все сбережения. Вот так мы и живем». Редактор заключал: «Этот большой пузырь рано или поздно лопнет».
<Об экономических санкциях США против Японии, готовящейся к войне>
В… администрации Рузвельта… шло интенсивное и острое обсуждение возможных ответных мер, включая постоянно возникавший вопрос о прямых экономических санкциях. Но американский посол в Японии Джозеф Грю предостерегал от возможных последствий. Японцы пойдут, сообщал он из Токио, на любые лишения, лишь бы не видеть унижения своей нации перед западными державами и не потерять лицо.
<О национальной гордости японцев, влезающих в большую войну>
Премьер-министр Японии Тодзио на конференции в присутствии императора 5 ноября 1939 года: «С самого начала Соединенные Штаты полагали, что Япония сдастся, не выдержав экономического давления, – заявил он, – но они просчитались…Если мы вступим в затяжную войну, то нас ожидают трудности. В этом смысле мы испытываем некоторую тревогу. Через два года у нас не будет нефти для военных целей. Корабли встанут. Когда я думаю об усилении американской обороны в юго-западной части Тихого океана, о расширении американского флота, о продолжающемся китайском инциденте и тому подобное, я не вижу конца трудностям… Но как мы можем позволить Соединенным Штатам продолжать действовать, как им заблагорассудится?…Я боюсь, что через два-три года, если мы будем просто сидеть сложа руки, то превратимся в третьеразрядную страну».
<Об Иране в 1952 году, когда глобально рухнули цены на нефть>
Кризис продолжался... Правительство Мосаддыка не могло продать нефть, у него не хватало денег, экономическая ситуация ухудшалась. Но это, казалось, не имело значения. Главным было то, что Мосаддык оставался популярным национальным лидером, достигшим исторической цели: он выгнал иностранцев и вернул национальное богатство... Мосаддык, будучи приверженцем конституции, прибегал к неконституционным методам правления, включая использование городских масс для политического манипулирования. Он брал на себя диктаторские функции... Мосаддык оказался новатором в области политики; он был первым ближневосточным лидером, который использовал радио для обращения к своим последователям. Когда он призывал, тысячи, а иногда, казалось, сотни тысяч людей высыпали на улицы как безумные, скандировали лозунги, орали, громили редакции оппозиционных газет.
<Про автомобиль премьера Венесуэлы Переса Альфонсо, британский "Сингер">
Когда Альфонсо вернулся в Венесуэлу, он договорился, что автомобиль будет отправлен к нему. Автомобиль был доставлен в порт, где ржавея, простоял два месяца, ибо никто не побеспокоился сообщить Пересу Альфонсо, что он находится там. Наконец, узнав о его прибытии, Перес Альфонсо послал в гавань механика, чтобы тот перегнал его в Каракас. По пути автомобиль сломался. Механик забыл проверить масло, и оказалось, что в двигателе его не было... Пришлось прислать грузовик. Наконец его привезли на виллу в пригороде. Но ржавчина разъела весь автомобиль. Перес Альфонсо отнесся к этому как к небесному знамению; он поставил автомобиль в саду рядом с теннисным столом как ржавую заросшую святыню и символ тех опасностей, которые, как он понимал, нефтяное богатство несет народу: лени, беспечности, потребительства, расточительности.
<Монро "Джек" Ратбоун, председатель совета директоров Standard Oil of New Jersey о нефти и вчерашних бедняках>
«Для некоторых из этих бедных стран и для некоторых из этих бедных людей деньги – вино, бьющее в голову».
<О шахе Ирана в 1973 г., когда глобально взлетели цены на нефть>
Для шаха повышение цен в декабре 1973 году было величайшей победой, и победой в огромной степени его личной. С этого момента он предвкушал свой „звездный час“ – перспективу, по-видимому, нескончаемых доходов, обеспеченных как бы по воле божественного провидения, для реализации своих амбиций и создания, как он ее называл, Великой Иранской цивилизации, а заодно и решения растущих внутренних экономических проблем Ирана. ... Иран, провозглашал шах, станет пятой крупнейшей индустриальной державой мира – новой Западной Германией, второй Японией. „Иран встанет в один ряд с важнейшими странами мира, – горделиво заявлял он. – Все, о чем можно только мечтать, будет здесь осуществлено“. Потеряв чувство реальности в результате огромного притока нефтедолларов, шах оказался полностью во власти своих амбиций и проектов. Он также стал верен всем атрибутам имперской власти. Кто мог осмелиться не согласиться с шахом, предостеречь, оказаться посланцем плохих новостей?! Что касается критики по поводу повышения цен, шах был настроен саркастично и не придавал ей особого значения... „Прошли времена, когда большим индустриальным странам могла безнаказанно сходить с рук тактика политического и экономического давления, – объяснял он послу Соединенных Штатов. – Я хотел бы, чтобы вы знали, что шах не меньшие, чем у его соседей, говорили о необходимости установления более высоких цен, причем сейчас, а не потом. Поскольку когда наступит это „потом“, они могут уже истощиться. Наконец, существовала еще и гордость шаха. Теперь все прошлые унижения могли быть похоронены, все прежние насмешки и обиды переадресованы их авторам. <…> Cтоило президенту Форду выступить с критикой повышения цен, как шах не замедлил с ответным ударом. „Никто не может диктовать нам. Никто не смеет грозить нам пальцем – в ответ мы сделаем то же самое“. Конечно, Иран… был политически и экономически привязан к Соединенным Штатам. Тем не менее... шах продолжал отчитывать западное общество за его слабости и пороки и грозить ему всяческими бедами.
<О шахе Ирана спустя 3 года, накануне антишахской фундаменталистской революции>
Фанатичность и эйфория, поток нефтедолларов и сам нефтяной бум разрушали структуру иранской экономики и всего иранского общества. Результаты были уже налицо: хаос, расточительство, инфляция, коррупция, а также усиление политической и социальной напряженности, расширявшее ряды растущей оппозиции. Росло и число противников насаждавшейся шахом Великой цивилизации.В конце 1976 года шах удрученно подвел итоги: „Мы получили деньги, которые не можем потратить“. Деньги, теперь он был вынужден признать, не являются лекарством, а скорее причиной бедствий страны.
<О Саддаме Хуссейне в 1990 г.>
Нефти нужны рынки, а рынкам нужна нефть. Учет многосторонних интересов может стать основой стабильных, конструктивных, исключающих конфронтацию взаимоотношений, которые продолжатся в двадцать первом веке. Ирак был одним из исключений. Он не скрывал враждебности по отношению к своим основным потребителям – к демократическим странам. В июле 1990 года диктатор Ирака – Садам Хусейн предупреждал Запад о том, что нефтяное оружие может быть использовано вновь. Несмотря на заверения о передовых взглядах, Садам Хусейн был на удивление анахроничной фигурой, неким атавизмом. Он утверждался посредством националистической риторики и яростью, присущими сороковым-пятидесятым годам.
О Аллах! Ну все просто один к одному!
Journal information