Когда я жму кнопку "сделать новую запись", у меня появляется окно редактора с полным текстом предыдущего поста. Если старый текст стереть и набрать новый, то он появится со старой датой.
Вот так у меня текст про питерскую культур(к)у, созданный 10 ноября, появился как публикация от 7 ноября, со всеми старыми, к теме не относящимися каментами, а пост от 7 ноября про книгу Ходорковского исчез вообще!
Приходится восстанавливать вручную.
Запись от 7 ноября сводилась к тому, что Росбалт дал кусочек моей рецензии на "Тюремных людей" МБХ...

...но вот полная рецензия.
О «ТЮРЕМНЫХ ЛЮДЯХ» ХОДОРКОВСКОГО
Курьер привез, наконец, «Тюремных людей» Ходорковского. Книга вышла на излете лета, но то я медлил, то курьер. К тому же я – квалифицированный читатель (в наше время таковым является тот, кто читает по спискам, так что книги выстраиваются в waiting list, - но скоро квалифицированным в России будет тот, кто вообще хоть что-то читает: ежедневно читают у нас, согласно ФОМ, лишь 9%). И квалификация заставляет, помимо автора, смотреть и на издательство.
Скажем, редакция Corpvs издательства АСТ, сотрудничающая с фондом «Династия», издает главные научно-популярные вкусняшки, например, «Эволюцию» Александра Маркова. Пижоны! Потому у них и в названии редакции старая латынь, в которой «v» соответствует новолатинскому «u» (то же и названии бренда Bvlgari). А издательский дом «Альпина» у меня в гарсонах номер два – хотя редакция «Альпина нон-фикшн» сотрудничает с той же «Династией», и выпустила замечательную «Эволюцию» Карла Циммера. Не знаю, почему я так отношусь. Будем считать, я самодур.
В общем, Ходорковского выпустила именно «Альпина Паблишерз», и я с неким предубеждением книги ждал. А когда понял, что «Тюремные люди» - это сборник из старых текстов (кроме, кажется, новых трех), печатавшихся в The New Times, предубеждение возросло. Слава богу, сборники составлять я умею; своих пять штук. А когда получил маленькую и тоненькую книжку, которую прочитать в метро можно, едучи от Алтуфьево до Пражской, от Девяткино до Купчино, - то понял, что разочарование неизбежно.
Как от первых дней пребывания МБХ на воле, когда мы ждали, что он что-то такое небывалое на свободе сделает, а он, блин, сказал всем спасибо и пошел в магазин чемодан от Lois Vuitton покупать. Тоже мне, жертва режима! Солженицын, небось, в Америке чемоданы в пять зарплат учителя не покупал!..
Ну, а далее квалифицированный читатель должен понимать, что последуют запятая и «но» - и они последуют.
Тоненькая книжечка Ходорковского – это два десятка историй о тюремных типах, встреченных МБХ во время его «десяточки». И о том, как эти люди трактуют понятие личного достоинства, потому что, как и любая абстрация, понятие достоинства подвержено трактовкам. И вот пацан, опущенный на зоне, ведет себя так, что зона, конечно, его обратно в мужики хоть и не зачисляет, однако ж начинает уважать. А другой пацан взрезает себе пузо, лишь бы не брать на душу греха грабежа старушки. По отдельности, повторяю, я эти истории уже читал, но, собранные вместе, они производят феерическое впечатление. Может быть, потому, что у нас о достоинстве сегодня не говорят вообще, из всех современных русских писателей эта тема всерьез занимает только Акунина. А может, потому, что все эти истории абсолютно документальны.
Это отдельный русский литературный жанр: прошедший неволю рассказывает об устройстве и обустройстве ада. Это не только Солженицын с «ГУЛАГом» и «Одним днем» или Шаламов с «Колымскими рассказами», но и Рубанов с «Сажайте, и вырастет», и, например, мало кому известный Анатолий Ямпольский с «ГУЛАГом 80-х». Это очень русский жанр, потому что в России от тюрьмы нет страховки в виде законопослушания. И если выпускник журфака МГУ Рубанов и правда занимался незаконной обналичкой, то Ямпольский, например, был, провинциальным вузовским преподом, решившим купить у цыган машину. Цыгане в оплату принимали только серебро, он стал скупать монеты – ну, и загремел по валютной расстрельной статье. Шла кампания борьбы с валютчиками, дело было в городе Иваново – какие там доллары? - но отчитываться было надо, и Ямпольского посадили ни за что, как в Ленинграде сажали ни за что Михаила Мейлаха, который дома держал за бугром изданных Набокова и Мандельштама.
В этом смысле русские тюремные рассказы – это жанр для всех пригодных к посадке, то есть для вас и для меня. У меня, вот, уже знакомых не осталось, кто бы в «воронке» или КПЗ не побывал – от историка Льва Лурье до публициста Валерия Панюшкина. И с судьями, присуждавшими срок ни за что, а потом также севшими, и рассказывавшими, как держали в «воронке» перед зданием суда на июльском солнцепеке, внутри ад такой, что кровь из ушей шла, - я тоже знаком.
В общем, мысль моя проста: двадцать текстов в прошлом самого богатого человека страны, в которых ни строчки о случившейся с ним несправедливости, а есть лишь о двух десятках людей, из которых многие сумели сохранить себя и сохраниться, хотя ничто к этому не располагало, - эти двадцать текстов достаточно просты, честны, прямодушны и бесхитростны, чтобы не грешить и, отдав сколько за них просят денег, поставить книжку на полку.
И читать вместо заговора вслух на ночь себе и детям.
Journal information