Собственно, сам по себе этот факт мне не очень интересен, за исключением того, что Володин работает куда топорнее Суркова. Это как в журналах при смене главреда: вроде верстка та же и темы те же, однако ж интеллектуальный шик не тот. Но в целом, повторяю, не очень интересно. Интересно другое - отсутствие хотя бы одного писателя в стане Путина. Не мразеватого же автора "Гастарбайтера" писателем считать, - хотя выпуск "Гастарбайтера" как раз и был в свое время проектом Суркова
Мой текст, как видите, был опубликован, однако подстрижен и причесан.
Куаферская процедура (проведенная, надо отдать "Росбалту" должное, только после моего согласия), имела несколько принятых в "Росбалте" правил в качестве резонов. Например, там не допускают резких выражений в адрес коллег. Вот почему я туда не пишу о трагедии Димы Киселева - не его трагедии, он вполне счастлив - а моей трагедии, когда человек, бывший для меня образцом мужского и профессионального достоинства, несгибаемости, рухнул, как дуб: по трухе жучки-червячки ныне ползают. Вот почему в тексте про литсобрание были убраны мои оценки Проханова.
А заголовок, полагаю, был изменен по очевидной причине. После того, как некогда в "Куклах" на НТВ Путин был показан как крошка Цахес (по прозвищу Циннобер) - и показан очень точно и очень обидно - и начался разгром и "Кукол", и НТВ. Чур-чур!
Однако здесь мой журнал, и убранное восстанавливаю.
КРОШКА ЦАХЕС И ПИСАТЕЛИ
Случившееся в Москве «российское литературное собрание» (русский царь плюс Достоевский-Пушкин-Толстой на тему состояния умов и распределения грантов) вызвало поток зубоскальства: Хармс, Гофман, Кафка. Однако все это не смешно.
В строительстве Новой Русской Империи – лишь одна неудача, ошибка. Однако системная.
Среди живущих ныне художников и творцов нет ни одного, кто бы воспевал эту стройку во главе с ее прорабом. Или хотя бы без него.
До сих пор прораб, с издевкой относящийся к бла-бла-бла о лучших свойствах человеческой души (потому что точно знал, что две вещи – насилие и деньги – могут вылепить из любого человека все, что нужно), добивался успеха абсолютно во всем, что затевал.
И на его мнение о человеческом естестве мне нечего возразить. Потому что, возможно, большие деньги или средних размеров насилие и меня бы превратили в пыль. Вон, какие кряжи рушились на глазах! А мои возражения, что в человеке живет не только пугливое и охочее до денег животное, но и иное, высшее, свободное – это же возражения козла-нищеброда. На полторастамиллионную страну широко известны лишь двое, не подчинившиеся насилию и деньгам: Ходорковский и Толокно. Пренебрежимо малое число, округляемое до нуля. А миллионы, как минимум, шли на компромиссы: то есть подчинялись.
И вот в стране, где все легко затачивается, словно карандаш, под желание самодержца и покорно ложится под него, выясняется неприятная вещь. Что нет ни одного приличного писателя (и тем более поэта), который бы этот порядок вещей воспевал. Талантов, поющих величие «либеральной империи» и «суверенной демократии» – ноль и ноль в периоде.
Нет ни «я знаю город будет, я знаю, саду цвесть», ни «Двенадцати», «Разгрома», ни «Батума». Ни Маяковского, ни Блока, ни Фадеева, ни Симонова, ни Пастернака с Мандельштамом, которые тоже, случалось, давали слабину, пытаясь поверить в великую строительную идею – «люблю шинель красноармейской складки, и волжской туче родственный покрой»! Ни, отмотаем ленту назад, Пушкина с посылаемыми Николаю белозубыми стишками и искренним (хотя и позорным) «Клеветникам России», ни Гоголя с «птицей-тройкой», ни Фета, ни Державина, ни Тредиаковского с верноподданническими одами! Ни – время, вперед! – даже Евтушенко с «Братской ГЭС».
В наше время ни Быков, ни Терехов, ни Улицкая, ни Сорокин, ни Пелевин и вообще вся литература первого ряда, ни Акунин, ни Шишкин, ни Глуховский, ни Крусанов, ни Прилепин и вообще вся литература второго ряда, - никто не поет песен стройке. Даже Татьяна Устинова оппозиционно настроена! Даже Проханов – о боги, Проханов! – это воробей совка, дочирикавшийся до соловья генштаба, расправивший вдруг после краха СССР по-орлиному крылья, заговоривший о молодой имперской сперме и крови, - господи, даже этот птеродактиль и птероанапест не за нынешнюю стройку и гениальное руководство: прочтите «Господина Гексогена».
То есть, еще раз: все легло в современной России, замерло все до рассвета, дверь не скрипнет, не вспыхнет огонь.Телевидение легло под самодержавную власть и занялось пропагандой вместо журналистики, журналисты легли (и скоро «Коммерсантъ» и «Ведомости», надо полагать, будут добиты, а за ними придет черед интернет-сайтов), легли спортсмены, школьные учителя, авторы учебников, Академия наук и ВАК, депутаты абсолютно всех уровней, бизнес, министры. Уснули стены, пол, постель, картины, уснули стол, ковры, засовы, крюк. Уснуло все. И лишь, как одинокая гармонь, пиликает на этом фоне литература. Потому как рождается не из приказа, а из боли, или воодушевления, или любви, или мысли, или чего-то еще – но за деньги и под принуждением не рождается. Под принуждением и за деньги у нее выкидыш.
И на литературу и литераторов бы плюнуть, но фишка в том, что ничто, кроме искусства, не дает власти пропуска если не в вечность, то в будущее. То есть в будущее нынешняя власть все равно войдет, но с каким знаком – зависит от писателешек, щелкоперов. Напишет Пушкин про самодержца «властитель слабый и лукавый, плешивый щеголь, враг труда, нечаянно пригретый славой» - и все, прилипнет не только к Александру (не худшему, прямо скажем, императору), но и к нынешнему.
Никакой хвалебный учебник истории не гарантирует почетного места в истории (о чем все чаще должен думать стареющий, бесконечно одинокий нынешний самодержец, которому нечем больше утешиться, потому что нечем утешиться тому, что знает, что человек по природе гнусен – и точка, ни который никогда не любил, ни которого никогда не любили). Потому что этот учебник перепишут с обратным знаком, не успев забросать гроб землей.
А вот литература – да. Попробуйте-ка выкинуть из нее возвращение в Советский Союз Горького и лобызания со Сталиным, чем бы они ни вызывались. Попробуйте выкинуть пронзительную советскую лирику – где тот же Евтушенко объясняется в любви к советской России, где и Пушкин и Стенька одинаково в героях, и если будет Россия, значит, буду и я!
В литературе властная коса нашла на камень, а камень оказывается замыкающм, ключевым.
И вот тогда, уже не по-сурковски, а по-володинки, то есть примитивно, зато гарантированно, строится потемкинская литературная деревня. Если Быков и Акунин на встречу гарантированно не придут, то Достоевский гарантированно придет, и не важно, что он головою не в деда, и Толстой гарантированно придет, тем более, что многие Толстые головою в прадеда-деда, тут Толстые прямо как Михалковы…
Господи, да эта деревня, картонная, разваливающая на глазах от тихих вопросов про политзэков Сергея Шаргунова, который, прямо скажу, не тот писатель, которого я читаю, зато человек, которого я уважаю, попробуйте пойти наперекор хоть собственному страху! – это же так стыдно, так видно!.. Зачем эту хрень было строить, этот дешевый огород с овощами городить?
А вот именно потому.
Что без творцов никак. Творцы творят будущее. А туда очень хочется.
А ничего, кроме потемкинских деревень, в утверждение этого желания создать невозможно, тем более, что потемкинские телевидение, дума, сенат, суд, полиция и, возможно, даже разведка и ФСБ, как-то через потемкинские пень-колоду, но работают.
И приходится рисовать фальшивое будущее, скрепленное канцелярскими скрепками, с фальшивым Достоевским, - потому что любая империя сегодня будет фальшивой, и любой трон будет фальшивым.
Хотя бы потому, что время настоящих империй давным-давно кончилось.
Journal information