Питер как город жлобья. - Куда подевались каменты. - Про столовку при дворце

В Питере нет ни одного района, где воплотилась бы мечта Петра – вода вместо улиц. С точки зрения мечтателя, современный Питер – это город-жлоб.

Я один из немногих, кто, имея возможность переехать в Москву, не переехал и не собирается. В Москве работаю, в Питере живу – и так еженедельно с 1990-х.

По этой причине я давно смотрю на Петербург, как в замедленной киносъемке, подразумевающей убыстренный показ. Изменения мне заметнее, чем оседлому жителю. Сводятся они, по большому счету, к двум вещам. Во-первых, к реставрации старой декорации; а во-вторых, к приспособлению декорации под скорее частные, чем общественные нужды.

Это не так уж и плохо: в конце концов, и Ленинград так выделялся на советском болоте, что это была декорация, до которой государству не было дела, - в нее можно было завернуться, как в одеяло, пошитое из имперского штандарта, и спрятаться от холодов.

Однако не так уж и хорошо: декорацию всяк подновляет на свой вкус, а русский вкус рубежа эпох большей частью дурен. Не скажу, что вкус повелителей финансовых потоков дурен особо, - но его дурнота особо заметна, поскольку имеет свойство воплощаться. Дело не в отдельных самодовольных проектах («Монблан», «Серебряные зеркала», далее везде), севших на историческую застройку, как медведь на кладку яиц, – а в том, что ценность города в глазах застройщика почти всегда ничтожна по сравнению с текущей прибылью. Если действительно приходится выбирать между городом и деньгами, колебания редки. Два главных петербургских архитектурных позора (новая сцена Мариинского и стадион на Крестовском острове) являются еще и символами бесстыдства, поскольку две мировых звезды,  Доминик перро и Кисё Курокава, были использованы «втемную» на манер баранов, ведущих стадо на живодерню: их именами прикрывали колоссальные распилы бюджета. Когда же деньги попилили, то Перро и Курокаве дали коленом под зад. В итоге вместо золотого покрывала в Коломне возводится унылое говнище, а вместо уникального (нигде в мире не такого не было!) стадиона имени Кирова, устроенного в жерле искусственного вулкана на манер античного театра – сооружается горшок, который пока что варит лишь увеличение сметы.

Что театр и стадион! Корыстью безнадежно испорчены огромные, в сотни тысяч жителей, районы. Откровенно уродлива выросшая на наших глазах Конная Лахта: набор многоэтажных сараев. Черте какими домами, как прыщами, покрыта Гражданка. На Васильевском острове, вместо залива, где недавно резвились виндсерферы – полунамытые новые земли, болото, помойка. Отдельная печаль – навсегда испорченный крестовский остров. Когда Матвиенко стала губернатором, она заявляла, что остров должен быть малоэтажен, и я рукоплескал: Питеру остро не хватало (и не хватает) образцово буржуазного, экологичного, малоэтажного предместья. Но гляньте на остров сегодня: вот здание в стиле псевдоконструктивизма, вот в стиле неоконструктивизма, а вот в стиле «покрасимше», и все это огромное, многоэтажное, и стена в стену, - тьфу. Острова больше нет – есть парад понтов. Жить можно – два парка под носом – однако гордиться нечем.

Отсутствие городской идеи хотя бы на уровне района опускает Петербург ниже уровня Ленинграда. На Юго-Запад я когда-то возил иностранцев показать советские микрорайоны. Там воплощалось советское представление о достойном жизнеустройстве: вот парк, разноцветные панельные дома в едином стиле, нитка трамвая, вантовый пешеходный мостик, школа под окнами, - мечта инженера. И то, что застройке предшествовало представление об идеале – производило впечатление.

А отсутствие идеала и есть главная сегодняшняя питерская яма. Петербург – невероятно красивый, но вне исторического центра провинциальный, даже убогий город. Да и старая декорация никак не сопрягается с новым содержанием жизни; об этом содержании никто не думает (разве что иностранцы: идея Перро была не в золотой шали, а в создании укрытого от непогоды общественного пространства под этой шалью).

У города нет элементарных идей, на которые не жалко денег – хотя бы идеи неразорванной круглосуточной жизни. Будут ли тоннели под Невой – неизвестно: нынешний губернатор опирается скорее на афонских старцев, чем на молодых львов. Львам вольно дефилировать по солнечной стороне Невского, - но другого выпаса и выгула у них в Петербурге нет.

Порой новая питерская жизнь проклевывается явочным путем, но никак не может вылупиться. В Питере, по сравнению с другими российскими городами, полно велосипедистов – но, скажите на милость, где, у какого Смольного, у какого Мариинского дворца и прочей госконторы вы видели велопаркинг (про велодорожки молчу). Это в Лондоне и в Париже всенародно выбранные мэры гоняют на велике на работу. У нас назначенец Кремля гоняет с мигалкой да говорит о важности концепции «развития велосипедного движения» (в проекте этого «развития» говорится, например, о платных велопарковках. Кто бы сомневался!)

Так же робко пытается проклюнуться еще один цыпленок - в старом промышленном городском поясе (Лиговка, Обводный канал). Однако за грандиозным Обводным до сих пор нет ни славы подпольных дискотек Берлина, ни московского «Красного Октября», где – галереи, клубы, бары, рестораны, штаб-квартира «Дождя», лектории Digital October и «Арт-Стрелка».

В Питере вообще нет ни одного места, оккупированного модной тусовкой – которое облюбовали бы себе, как в Нью-Йорке говорят, beautiful people, - разве что крошка Новой Голландии после прихода туда Абрамовича с Дашей Жуковой. И это несмотря на обилие общественных пространств, или квазиобщественных пространств, или никак не используемых пространств. У нас нет – и не намечается – ничего подобного московскому Парку Горького, где после реконструкции на 100% реализована идея, прямо противоположная привычной vip-воровской. В новом Парке Горького все бесплатно или почти бесплатно, по газонам приветствуется ходить, на любой поляне можно устраивать пикники, там бесплатные гамаки, шезлонги, лежаки; там в ряд четыре десятка теннисных столов и площадка для петанка, там лекторий и кинотеатр под открытым небом, где в ненастье выдают дождевики, там танцпол у воды и смотровая площадка с видом на танцующих наверху, - там байкеры, скейтеры, роллерблейдеры: там вся жизнь.

Я откровенно вою на луну. Потому что новый Петербург, - это город-жлоб, где лишь бы деньги, а там трава не расти. Она и не растет. Возьмите хоть Приморский Парк победы. Территория с деревьями, кусочками отданная бизнесменам под производство денег. Ноль с точки зрения паркового, садоводческого искусства. Ноль с точки зрения любой идеи. Ничего, что заставило бы застывать в восхищении. Ни садовника летом, ни уложенной ратраками освещенной лыжни зимой. Це-пе-ке-и-о, мать его.

В Испании, в Каталонии лет сорок назад в пустыне меж Фигеросом и Кадакесом вырыли каналы и построили городок Эмпуриабрава. К каждой вилле можно подплыть по воде. Есть лодочный прокат для туристов. В общем, из ничего там образовалось уникальное нечто, ради которого я в свое время делал крюк (и не жалею).

А в Питере никому в голову не пришло (и не приходит), что новый городской район – и та же Конная Лахта - идеально подходит под устройство жизни по плану Леблона, по так и не реализованной идее Петра: вместо улиц - каналы. Это была бы не просто достопримечательность – это была бы иная жизнь, привлекательная и для местного, и для гостя. На работу – летом на лодке, зимой на коньках. Круто. А сейчас – какому идиоту взбредет в голову в Лахту ехать?! Разве в «Ленту» или «О’кей» за продуктами. Пусто место се.

Мне вообще кажется, что два главных питерских дефицита – это дефицит завораживающих идей и дефицит современного (экологичного, спортивного и прочего) качества жизни. У нас нет бассейна на борту корабля на Неве (вода на воде – это круто: такая баржа с бассейном есть на Шпрее в Берлине). У нас нет такого городского пляжа, что устроен в центре Парижа – с пальмами в кадках и морским песком. У нас нет нового взгляда на старые идеи и проекты, включая те (и особенно те), что так и не были реализованы.

Я бы построил у Смольного собора колокольню по проекту Растрелли, - Петербургу дико не хватает высоких обзорных точек.

Я бы устроил один из окраинных парков – хоть у  Муринского ручья – как Парк Неосуществимого, и начал бы с нереализованного проекта Кронштадского маяка Микетти и Браунштейна: фантастического колосса, в арку которого должны были проходить корабли.

Понимаете, да?

Городу нужен не филькин «музей макетов под открытым небом» (тот, что устроен недавно в Александровском парке, вторичен, третичен, постыден). Этого добра, переродившегося в пошлость, полно всюду, от Нидерландов до Казахстана.

Городу нужно то, чего нет нигде.

Петербург так и создавался – как уникальное безумие, с его греческими храмами на запорошенными снегами болотах, как выставка достижений имперского хозяйства.

Не можете справиться сами – зовите на помощь Перро и Росси, Курокаву и Тома де Томона; тащите из Москвы Сергея Капкова, который преобразовал Парк Горького и собирается преобразовать ВДНХ.

Да, да, да, да – у нас есть история, залив, острова, вода,.

Вполне хватает, чтобы закатить мир на весь мир.

А пока что – столовка при дворце с комплексным обедом.